предлагаю выкладывать различные рассказы, эссе, заметки и прочее, связанное с феноменом виртуальной реальности в нашей жизни. начну, пожалуй, с этого.
Ну, мам...
Я пропустила что-то в тебе, сын.
Я начала это пропускать это "что-то", когда у твоих знакомых ребят появились серые коробки "Байтов", кажется, так они назывались. Ты тогда посмотрел мне в глаза - тепло и нежно - и первый раз сказал "Ну, мам..." Ты так редко что-то просил после того, как ушел твой отец, что я почти сразу дала тебе деньги. Немного одолжу у матери, подумаешь. Ребенок у меня чернобыльский, болезненный, пусть радуется, да и при деле вроде.
Ты принес его, ты сиял, но сияние твое было направлено внутрь. Не ко мне, куда-то вдоль канавок между этими клавишами, к самому таинственному сердцу серой коробки. Ты приносил какие то кассеты, магнитофон шипел и гудел, что-то происходило на экране. Я кормила рыбок, пока ты сухо клацал клавишами. Я стояла за твоей спиной и улыбалась.
Твой компьютер обрастал подробностями. Ты приходил, когда суп в тарелке уже остывал.
Ты не приводил друзей. Ты молчал. Сухо клацали клавиши.
Я перебирала мокрую морковь в магазине на складе, я подметала по средам целый квартал. Я считала калории в твоих ужинах. Мне хотелось, чтобы ты заметил сам то, что я вкладываю себя в тебя. Но из твоей комнаты доносилось только шипение.
Потом умерла твоя бабушка, и появилась какая то новая техноересь. Желтые картриджи, белые бока, провода, джойстики. Знакомые говорили: "Садит кинескоп! Садит глаза!", но ты тепло и нежно посмотрел мне в глаза и сказал "Ну, мам..." Черт с ним, с телевизором. Сынок любит меня. Я положила тебе под елку и эту дьявольскую машину.
Ты продолжал хорошо учиться в школе, говорить будничные фразы, но ты стал иногда исчезать по ту сторону стекла, где обычно вечерами шли мои сериалы. Сначала я была в отчаянии, но, увидев твои счастливые глаза, я смирилась. Пусть ты не общаешься со сверстниками. Сейчас одни наркоманы и бандиты на улицах. Пусть эта повизгивающая коробочка согревает тебя. Себе я завела кота. Рыбки сдохли - я забывала их кормить после ночной смены.
Ты стал подрабатывать сам. Я радовалась и почесывала вены на ногах. но оказывается, тебе нужны были деньги на новый компьютер. Нужно было доложить, и ты снова сказал: "Ну, мам..." И посмотрел с нежностью...
Я - уже старуха. А у тебя в комнате, где все еще кукожатся на стене плакаты с мотоциклом "Хонда" и оскаленным брюсом Ли, на столе стоит плоский, черный как эта ночь, монитор. Под столом - сердце страшной машины, отнимающей детей у родителей. Ты уже совсем не разговариваешь со мной. Когда ты пытаешься что-то сказать, обращаясь неведомо к кому, из твоего горла вылетает шипение и лязг - как из твоего старого "Байта". Ты ешь, измельчая пищу в порошок. Ты спишь, ничком лежа на полу. Ты не видишь меня, и уже никогда не посмотришь на меня тепло и нежно, и не скажешь тех слов, что всегда растапливали мое сердце.
Я плоховато хожу, но вдруг, ноги доносят меня до твоей комнаты очень быстро. В моей руке - половник - единственное, что было под рукой. Я подхожу к твоему столу. ты сидишь в отдалении - тупо глядя перед собой. Твои глаза мерцают - в них бегут ряды нулей и единиц. Тебя уже нет со мной. Мерцает экран. Я плачу. Я сейчас убью эту машину, за то, что отняла у меня сына. Я размахиваюсь и наношу первый, пробный удар по черному корпусу. Хрустит пластмасса - монитор начинает мерцать ярче. И вдруг я вижу, как на экране медленно, словно выцеживая сквозь боль, появляются буквы. Жалобное "Ну, мам..."
взято отсюда
